Детям всех травмированных матерей посвящается. А также тем матерям, которые постоянно чувствуют свою внутреннюю боль, то есть являются травмированными.
Мама, мне было так больно рядом с тобой, что я предпочел забыть и себя и ту боль. И я создал нового себя, так далеко спрятав того, первого, но он все равно снова стучится ко мне. А мне так страшно. Как страшно было тебе рядом со мной.
Травмированные люди не могут переносить сильные чувства.
Потому что сильные чувства — любые — соединяют их с их травмой, а это может быть очень небезопасно, вплоть до впадения в травматические переживания и психического разрушения.
Поэтому они должны либо избегать таких чувств — как своих, так и чужих, либо самостоятельно их дозировать, например, склонность к безответной любви одна из таких "дозировок", когда боль хоть немного контролируется, находится в поле зрения, но не зашкаливает.
Но вот если у травмированной женщины появляется ребенок, то избегать чувств становится сложнее. Ребенок изначально не способен скрывать свои аффекты и переживает их телесно и вполне явно.
Есть матери, которые не в состоянии перенести своего ребенка недовольным, злобным, требовательным и раздраженным или страдающим. Если ребенок так и не получит того, что ему было нужно, то сначала он будет горевать, плакать и грустить. Потом "отложит" потребность (по принципу "зелен виноград") и будет жить дальше.
Вообще связка фрустрация — попытка все же получить — и при невозможности получить отказаться, перегоревать и жить дальше, очень важная для психического здоровья человека.
Работа горя — это та самая работа, которая помогает пережить любую потерю и жить дальше.
Пережить потерю, а не заменить потерянное чем-то другим.
Ребенок в силу незрелости пережить отсутствие чего-то очень важного не может, он просто откладывает потребность на "лучшие времена".
Иногда и взрослый человек сталкивается с тем, что не имеет права на что-то, что этого буквально "не может быть" и тогда, даже если это (и особенно, если это) как никогда возможно, откладывает, не пользуется возможностью.
Например, если ребенок не получает любви (именно любви, а не функциональной заботы) матери, то он потребует-потребует, а потом начнет горевать. Естественно, в детстве пережить такое горе невозможно и ребенок отложит работу горя до попозже, такие дети выглядят безжизненными и их обычно диагностируют как депрессивных, детская депрессия (или анаклитическая депрессия) — это депрессия потери.
Но вообще — когда все же возможна такая работа — пережить то, что мама не такая, какой хотелось, и жить дальше?
Не искать заменитель мамы, не пытаться получить безусловную любовь и принятие у других людей, а если не получилось этого, то не пытаться получить одобрение или стать нужным.
Остаться с верой, что в принципе любовь возможна, это просто мама не все могла. Но вообще-то я любви достоин и любить меня можно.
Такое возможно тогда, когда мать не может дать чего-то ребенку, но может встретиться с его сильными чувствами по этому поводу и поддерживать его в их переживании.
Например, ребенку очень больно и мама не может изменить ситуацию (ну, какая-то травма уже произошла и вспять ситуацию не повернешь). Что она может сделать для ребенка, так это остаться устойчивой к его боли и дать ему понять, что она пройдет, при этом важно не давать ребенку ощущения, что он несчастный, жертва и очень страдает.
Потому что если ребенка этому не научить, то он будет просто переживать боль, а не будет несчастным страдальцем.
То есть здесь главное — не сделать ребенка жертвой и остаться с ним в эмоциональном контакте.
Для этого мать должна быть устойчивой к боли, то есть не иметь никакой внутренней неисцеленной собственной. То есть либо не подвергаться травме, либо иметь исцеленную травму.
В этом случае она будет способной дать ему такую связь, когда ребенок будет чувствовать, что то, что с ним случилось не смертельно, можно пережить, что мама его любит, и что она с ним.
Если же мать сама имеет свою травму, то она имеет свою постоянную внутреннюю боль.
И её ресурсов, возможно, хватает на то, чтобы её просто выносить. Если рядом появляется кто-то страдающий, то её ресурсов вряд ли хватит на то, чтобы выносить двух страдающих одновременно — себя и ребенка (или другого близкого человека).
Тогда она либо отвергнет ребенка, прервет контакт с ним, с помощью ухода от своих чувств, прервет связь со своей внутренней болью, либо разрушится — уйдет в свое страдание, попадет в свою травму и тогда эмоциональный контакт с ребенком все равно прерывается.
Она станет просто функциональной, но не эмоциональной, и ребенок это внутренне чувствует, как то, что мама больше его не любит. Хотя на самом деле мама старается удержать себя от ухода в открывшуюся травму.
А переживать чувства она не может, как мы помним, и страдание ребенка для неё — острый нож.
Она будет стараться заменить отсутствующие эмоции на что-то другое, более доступное, например гиперзаботу, опеку и прочие материальные радости.
Дети обычно это чувствуют так, как будто бы мама не дает чего-то важного, но все же дает хоть что-то. И потому чаще всего такие дети не сепарируются от матерей, в надежде, что рано или поздно те им дадут и недостающее, ведь мама такая отзывчивая, так много для меня делает и так сильно заботится.
Ну, или зависимо от контекста её травмы, возможно будет злиться и наказывать ребенка за его страдания. Обесценивать его чувства — у тебя и так все есть, чего тебе еще нужно. Прекрати требовать.
И фактически запрещать переживать боль и горе.
И в первом — гиперзаботы, и во втором случае — отвержения и наказания, ребенку фактически запрещено чувствовать то, что он чувствует. Постепенно ребенок начинает верить что то, что он чувствует неправильно, неадекватно и самое главное — вредит маме.
Потому как если все же переживать, то поддержки не будет, и маму невозможно будет сохранить, она не выдержит переживаний ребенка. И в таком случае ребенок оказывается в одиночку не только перед лицом своей боли и отчаяния, но и вины за то,что он что-то сделал с мамой и теперь она разрушена и сама стала жертвой.
Мало кто из взрослых зрелых людей справится с задачей поддержать другого человека в тот момент, когда сам он переживает не лучшие времена. Ребенок с этим не справится априори.
Чтобы маму не потерять, а для ребенка — она залог выживания, он жертвует своими чувствами и каким-нибудь образом научается их не чувствовать.
Обычно с помощью игнорирования, обесценивания, вытеснения, подавления и прочих психических защит. Психические защиты, собственно и образуются, как ответ психики на запрос — как не чувствовать того, что я чувствую, как обезболиться.
Им ребенок тоже обучается у родителей. Часто в случае подавления возникает депрессия (та самая анаклитическая), в случае вытеснения — параноидные страхи и фобии, в случае обесценивания — нарциссическая пустота.
Но чаще, конечно, эти механизмы тесно переплетены и в чистом виде существуют крайне редко.
А далее, вырастая, такой ребенок будет искать себя. Он будет смутно или явно чувствовать, что с ним что-то не так, ему чего-то не хватает.
Он будет искать себя — живого, настоящего, способного чувствовать и переживать жизнь. И возможно найдет.
Но для этого он должен разрешить себя переживать свои отчаяние, горе, неразделенную любовь.
Ему снова придется пережить ту боль, которую он когда-то себе запретил.
Но тогда тот запрет был чтобы не потерять, а это разрешение — чтобы обрести.
Автор: Анастасия Фокина Дополнительно: светотехнические конференции
-